В разговоре с еле знакомыми людьми, будь то собеседование или ни к чему не обязывающий обмен незапоминающимися репликами в случайной компании, зажмуриваюсь каждый раз, когда речь заходит о школе.
— а ты из какой школы?
— из 12-ой гимназии
— а, это та, которая еврейская?
— нет.
— та, которая на островского?
— нет, это 11-ая, а рядом — 12-ая вечерняя, только я всё равно не оттуда
— откуда тогда?
— из гимназии для девочек на тукая.
Дальше всё, как по нотам: вот мы только что вели великосветский разговор о высоком, а вот меня на вытянутых руках относят на полку с людьми диковинного, непредсказуемого, а значит, подозрительного содержания. Осторожно, полка закрывается прозрачными дверьми, при выходе будьте осторожны: под ногами — тонкий лёд. Меня спрашивают сквозь стекло (а вдруг что учудит), а не та ли это гимназия, которая татарско-турецкая. Физически чувствую, как мои зрачки сузились, и пытаюсь усилием мысли расширить их обратно. Думаю, никуда не денешься, ТТЛ и мы — как две девочки в одинаковых платьях на школьной вечеринке: «ой, какая забавная ситуация, шарман-шарман», а убирая воображаемую соринку с плеча нечаянного двойника, каждая хотим верить, что «платье и впрямь отличное, но мне идёт больше».
Вслух я говорю «что вы, что вы, татарско-турецкий лицей — это интернат, а мы ведь только грызём гранит без мальчиков, а так у нас фойе кишмя кишит ВООБЩЕ-ТО». Надрыва в голосе собеседник может и не уловить (я же через стекло с полки, помните?). Взгляд теплеет, он приоткрывает дверцы, достаёт меня маленькую, сажает на ладонь себе большому и мудрому и ласково начинает расспрашивать «Ну и как вам училось без мальчиков? Скукота, небось». Я трогаю ножкой тонкий лёд, на который меня выпустили, и начинаю легкую Пропаганду Раздельного Обучения (стандартный набор): отсутствие раздражающих факторов вроде хрестоматийного дергания за косички и перманентного аромата никотина в классе от стремительно мужающих одноклассников. Ещё нужно не забыть вздохнуть по возможности в любое время уйти в уголок подтянуть колготки, тяжкий крест наш, или поправить бретельку, периодически спадающее оружие наше.
В этих разговорах очень важно оставаться лёгкой и неглубоко копающей. Если копнёте глубоко и не там, случайно откопаете зарытый топор войны и сами не заметите, как верхушки деревьев начнут колыхаться от ваших с собеседником криков. Особенно противопоказано затрагивать серьёзные вопросы нужности и обоснованности гендерно-сегрегированного обучения тем, у кого не было возможности испытать его на себе. Отучившись от звонка до звонка десять тёплых лет в этой гимназии, я изо всех сил стараюсь держать под контролем русло беседы о ней. Это как разговоры о родственниках: чужие люди могут моих родных недолюбливать, могут ненавидеть, могут истекать желчью и ядом, потому что не пылают добрыми чувствами ко мне, с другими родными мы можем признаваться друг другу, что да, неидеальны, но упаси Бог людям со стороны высказать вслух своё яростное неодобрение. В силу общей интеллигентности и субтильности мы агрессору лёгких телесных повреждений и тяжких моральных травм, конечно, не нанесём, но прожигать взглядом, не говоря ни слова, да так, что душа бьётся об стенки желудка, — это ведь так по-женски, правда?
Я не стремлюсь вложить людям в головы своё видение гимназии как образовательного и воспитательного учреждения, не могу порой отключить чужие сочувствующие взгляды, как и не вижу смысла кричать на каждом углу «наша школа — лучшая школа в мире, вы ничего не понимаете», ведь тогда меня точно поставят на ту самую полку с подозрительными личностями и вряд ли когда-нибудь позовут в гости или познакомят со своими детьми.
Окружающие могут сложить мнение, что из нас растят армию женщин, эдаких современных амазонок. Парадокс состоит в том, что амазонистость не зависит от того, какую именно школу ты окончишь. Более того, я вижу, что девочки, отучившиеся С мальчиками, относятся к ним гораздо высокомернее, чем большинство девочек-выпускниц школ БЕЗ мальчиков. Школьный курс анатомии и физиологии человека говорит, что мальчики в период полового созревания поначалу немного отстают от девочек в учебе, росте и развитии. Мальчиков сотрясают гормональные бури, их нещадно штормит, учёба не в приоритете, а девочки, чувствуя своё временное превосходство, укрепляются в мнении, что «эти мужчины ничего не понимают». Некоторые девочки проносят с собой это сомнительное знание сквозь всю жизнь и целыми поколениями передают дальше в вечность эстафету презрения мужчин. Зашоренное сознание выуживает подтверждения правомочности этой позиции в любой жизненной зарисовке, где гендерное различие возводится в ранг главного отличия людей друг от друга. Иными словами, «мужчины с Марса, женщины с Венеры». Словами вышеупомянутых женщин, «да что с этих мужчин взять».
Картина мира женщин, думающих таким образом, выглядит неутешительно: они обречены связывать свою жизнь с мужчинами, кого изначально считают глупее, слабее, ограниченнее, безнадежнее. За все 10 лет обучения в женской гимназии ни от одной женщины-преподавателя или воспитателя я не услышала ни намёка на ущербность мужчин и превосходство женщин. Ни разу я не почувствовала ни дуновения в сторону «я всё смогу сама и даже лучше мужчины». Не видела промашек мужчин во время их пубертата, не видела их подростковой агрессии, не слышала ругани, взаимных унижений, не видела кровавых драк. Естественно, в обстановке, где я была избавлена от необходимости выстраивать межполовые отношения, одновременно следя за тем, чтобы меня не обидели и не задели, легче было и учиться, и вкладываться в свое развитие: заниматься тем, чем хочется, участвовать во всех мыслимых и немыслимых конкурсах и олимпиадах. Я не знала, что мужчины хуже или ограниченнее. Меня этому не учили. Более того, я до сих пор пребываю в счастливом неведении. Моему сознанию нечего искать в мужских ошибках, каких-то сокровенных причин, которые можно объяснить в первую очередь иным набором хромосом. Когда я вижу, как ошибается мужчина, я думаю, ну подумаешь, ошибся, все мы люди. Упал, отряхнулся, пошёл дальше. Будто сама никогда со своих каблуков не падала.
С тех пор, как мы с моими девочками выпустились из гимназии, прошло всего лишь десять лет, и за эти годы мне сложно сформулировать, почему именно эта гимназия, почему не классическая школа. Признаюсь, я не могу составить чёткий список на предмет наших отличий от остальных девочек. Из того, что я вынесла из школьных лет, я отчётливо помню, что в нас вкладывали сознание ответственности, твердили «вы будущие матери». В этом с остальными девочками у нас отличий мало: всем такое говорили в детстве, когда ты за одну ногу висишь на дереве или вот уже почти догнала сестру за какой-то детской безумной целью. Просто «вы же будущие матери» не осталась в детстве, а периодически внедрялась нам в сознание во время учёбы в гимназии, мы прожили с этим маяком дольше. Мысленно отмахиваясь от перспектив ответственного материнства в детстве и в старших классах, я по-новому взглянула на эту фразу, поступив в университет. С изумлением я прислушивалась к внутренним движениям и перестановкам и после окончания университета. В какой-то момент я осознала, что в действительности, какими бы амбициями и тщеславными целями я ни обладала, моя задача как женщины — стать матерью. Природу не проведёшь навязанными обществом песнями о женской эмансипации.
Я убеждена, что дело даже не в техническом вопросе, как выносить, родить ребёнка и вписать себя в свидетельство о его рождении. Мне хочется думать шире: с того самого момента, как мы прикрепились к матери в виде набора клеток, мы неразрывно связаны на всю жизнь. Родившись и взрослея, мы слушаем слова матери, мы на неё похожи, к ней мы бежим за утешением, за советом, с ней мы первой делимся радостью. Если мы ошибаемся, мама не считает нас неудачником, не торопится в нас разочароваться раз и навсегда и даже не помыслит о том, чтобы перестать нас любить. Если мы чего-то не понимаем, мама не скажет, что мы вообще глупые по своей сути, мама объяснит, что мы обязательно поймём и сумеем, а сама научит и покажет, как. Еще раз и еще. В камерной обстановке гимназии сложно не чувствовать, что ты вписана в число детей классного руководителя, учителя любимого предмета, учителя предмета, который ты не понимаешь, учителя продлёнки, учителя начальной школы. А сколько детей у директора гимназии, Ильхамии Абдулхаевны.. От каждого учителя я брала столько, сколько он давал нам от сердца каждый день нашей учёбы в этих стенах. Я шла по университету и знала, что когда я буду анализировать текст, чью-то речь или столкнусь с нравственной дилеммой, за моим плечом будет стоять Валентина Алексеевна. Я шла домой после учёбы и думала, что бы сказала Полина Евгеньевна напоследок только что отведённого мной урока английского. Встречая что-то незнакомое, будь то понятие, поведение или сложная для оценки ситуация, я старалась отстраниться, забыть всё, что знала до этого, и попытаться, как учила нас Сазида Исмагиловна, сформулировать всё с самого начала, явление это, признак или свойство. В книгах, фильмах и героях читаю между строк и нахожу параллели и метафоры, как землянику под кустом, вместе с Альфиёй Чулпановной. А когда в коридорах гимназии меня заключает в тёплые объятия Флёра Абдулловна, я всегда немножко первоклашка, неважно, 7 ли мне, 17 или 27. Невероятно лестно быть вписанной в их духовные материнские паспорта: жить становится осмысленнее, многослойнее.
Мне наивно кажется, что живя с убеждением, что у тебя есть для кого быть сильнее, умнее и добрее, что где-то есть тот, кого ты будешь защищать и оберегать, неважно, родной он тебе или нет, ты растёшь сам, рационально и духовно, отдаёшь другому, а внутри остаётся больше, чем прежде. Было бы хорошо относиться как такой вот духовный родитель к каждому, кто встречается тебе по жизни и идёт рядом какой-то её промежуток.
Настоящий родитель никогда не обидит умышленно, потому что каждый человек — чей-то ребенок, чьё-то любимое дитя.
Родитель учит своего ребёнка с любовью, без высокомерия или презрения, упиваясь чувством собственного превосходства.
Родитель находит в себе столько добра и ласки, чтобы вылечить разбитую коленку, облегчить боль в животе, осушить слёзы от неудачи, опровергнуть осознание ребёнка собственой никчёмности после провала, придать сил перед новой попыткой, вдохнуть уверенность, что бояться нечего, я всегда рядом, а если что-то и случится, то всё образуется, всё будет хорошо.
Для себя я модифицировала неофициальный девиз гимназии «вы же будущие матери» и обобщила материнскую философию в родительскую, так как склонна верить в равную степень ответственности родителей за ребёнка, кивая на курс анатомии и физиологии человека (хотя женщины из отряда «эти мужчины ничего не понимают» со мной бы поспорили). Когда у ребёнка спрашивают, кого он больше любит, он разрывается между обоими родителями. И правильно делает. Возьмём ребёнка постарше и с более широким кругом общения. Если считать родителей за одно целое, то сложно сказать, кто на протяжении этих десяти лет обучения оказывает больше влияния на ребёнка: родитель или школа. Возможно, сама став опытным родителем, я поменяю своё мнение, однако, сейчас я на стороне взаимовыгодного сотрудничества школы и семьи. Нельзя привести ребенка в школу и забыть про него, уповая на однажды сделанный выбор учебного заведения и на компетентность и ответственность учителей. Нельзя пассивно наблюдать за поведением ребёнка в классе, учитывая лишь его успеваемость и посещение, а все его душевные метания и подростковые проблемы предоставить решать семье.
Наверняка, я рассуждаю так, потому что мои родители все мои 27 лет были для меня и родителями, и учителями. На мне так же, как на девичьей гимназии, очень много навешанных ярлыков, один из моих личных — «учительская дочка». Для меня же как для ребёнка было личной ответственностью учиться хорошо. Когда мама пришла в мою гимназию учителем алгебры и геометрии в моём 8-м классе, ответственность стала огромной. Я не могла заставить маму краснеть или каким-то образом оправдываться за меня и мои дурости. На четыре года мама совместила в себе и строгого учителя, и не менее строгого родителя. Я до сих пор не в силах осознать, чего это стоит — быть объективной по отношению к собственному ребёнку. Однако, я до сих пор не знаю женщины справедливее, рациональнее и душевнее. Да, всё это вместе. Если вы сочтёте меня необъективной, потому что я дочь, приглядитесь, пожалуйста, я ещё и ученица. Когда я раскладываю ситуацию по полочкам и спрашиваю, на какой результат было нацелено то или иное действие, я знаю, это Рузиля Гарифулловна во мне разлагает сумму на составные части. Когда я метафорами пытаюсь объяснить себе или другому человеку какую-то жизненную закономерность, я знаю, это мы с мамой пытаемся вдохнуть поэзию в сухие цифры статистики (или прогрессии).
Маму и Рузилю Гарифулловну порой разделить невозможно. Невольно задумаешься, а стоит ли. Мама может стать учителем. Учебное заведение может стать семьей. Давайте не будем возводить во главу угла неизвестно кем установленные границы. Не делите людей на умных и глупых, плохих и хороших, мальчиков и девочек, умножайте людей на себя. И да будет ваше произведение прекрасным.
Добавить комментарий